К основному контенту

ГЛАВА ВОСЬМАЯ


Одержимая.

 “Когда Робин, сопровождаемая Дженни Петербридж, прибыла в Нью-йорк, она казалась рассеянной. Она могла не слушать уговоров Дженни, что они могут устроить дом в этой стране. Она сказала, отель был ‘вполне хорош’. Дженни не могла ничего поделать с ней; словно побуждающая сила, направлявшая жизнь Робин, дни ее, также как и ночи, стала прихрамывать. На протяжении первой недели или двух она не выходила, затем, думая лишь о себе, она стала охотиться за терминалами, садясь на поезда в разные концы страны, путешествуя без плана, отправляясь во множество у-черта-на-куличках церквей, сидела в самом темном углу, или стояла против стены, одна стопа повернута к носку другой, руки сложены в длину, голова склонена. Как она принимала Католический обет давным-давно, теперь она входила в церковь как тот, кто от чего-то отрекается; ее руки у лица, она на коленях, зубы ее против ладони, застывшие в непродуманной остановке, как тот, кто внезапно услышал о смерти; смерти, которую не оформить, пока шокированный язык не даст своего разрешения. Двигаясь как домохозяйка, приходящая установить прямой беспорядок в неизвестном доме, она выступила вперед с зажженной свечой, и, ставя ее, она обернулась, натягивая свои толстые белые перчатки, и вместе со своим  медленным размашистым шагом, покинула церковь. Мгновением позже, Дженни, которая следовала за ней, оглядевшись кругом для уверенности, что осталась невидимой, метнулась прямиком к подсвечнику, выхватила свечу из ее гнезда и задула ее; зажгла снова и водрузила на место.
Робин шла по открытой местности в той же манере, срываясь на цветы, тихим голосом разговаривая с животными. Тех, что подходили близко, она хватала, вытягивая их меховые спины пока их глаза не сужались и не обнажались зубы, ее собственные зубы показывались так, будто ее рука лежала на собственном горле.
Поскольку занятия Робин касались чего-то незримого; поскольку в ее речи и ее жестах сквозила отчаянная анонимность, Дженни впадала в истерику. Она обвиняла Робин в ‘чувственной общности с нечистыми духами’. И влагая свою злобу в слова, она била сама себя. Она не понимала ничего из того, что чувствовала или делала Робин, что было еще нестерпимее, чем ее отсутствие. Дженни ходила ходуном по своей темной комнате отеля, плача и спотыкаясь. Робин теперь нацелилась в Норину часть страны. Она кружила все ближе и ближе. Иногда она спала в лесу; тишина, которую она вызывала своим приходом, разрывалась вновь насекомым и птицей, вновь ниспадающей поверх ее вторжения, которое забывалось в ее строгой неподвижности, стирая ее, как капля воды делается неразличимой водоемом, в который падает. Иногда она спала на скамейке в разрушающейся церкви (она перенесла туда ряд собственных вещей), но никогда она не шла дальше. Однажды ночью она проснулась от лая, дальнего, Нориного пса. Как она пугала лес до молчания своим дыханием, лай пса поднял ее на ноги, жесткие и неподвижные.
В полуакре оттуда, Нора, сидящая под керосиновой лампой, подняла голову. Пес метался вокруг дома; она слышала его сначала с одной стороны, затем с другой; он завывал по мере бега; лающего и воющего она слышала его все дальше и дальше. Нора наклонилась вперед, вслушиваясь; она начала дрожать. Спустя мгновение она встала, открыла двери и окна. Затем она села, руки на коленях; но она не могла ждать. Она вышла наружу. Ночь была довольно глубока. Она могла видеть ничто. Она пошла в направлении холма. Она больше не слышала пса, но держалась за ним. Уровнем выше ее, она слышала нечто шелестящее в траве, вереск заставил ее споткнуться, но она не звала. На вершине холма она могла видеть, медленно вздымавшуюся против неба, битую погодой белизну церкви; свет выбегал по дорожке из дверей. Она побежала, ругаясь и рыдая, и слепо, без предупреждения, встремилась в косяк церковной двери.
                На справленном алтаре, перед Мадонной, горели две свечи. Свет падал по полу и пыльным скамьям. Перед образом лежали цветы и игрушки. Стоявшей перед ними в мальчишеских штанах была Робин. Ее поза, удивленная и сломленная, была захвачена в точке, где ее рука почти достигла плеча, и в этот момент Норино тело проломило дерево, Робин начала опускаться. Она соскальзывала по наклонной; вниз, волосы развеваются, руки раскинуты, и пес стоящий там, пятящийся задом, передние конечности прижаты; его лапы дрожат от дрожи его крестца, холка стоит; пасть раскрыта, язык свешен в сторону над коричневыми яркими зубами; воющий и ждущий. И все ниже она опускалась, пока ее голова не смерилась против его; на всех четырех теперь, с трясущимися коленями. Вены выступили на шее, под ушами, вздулись на руках, широкие и бьющиеся, растущие на пальцах по мере продвижения. Пес, дрожащий каждым мускулом, отскочил назад, губы его вывернулись, язык окостенел, выгибая ужасом рот; пятясь задом, назад, по мере ее приближения, тоже теперь скулящей, подвигающейся ближе, голова  практически свернута набок, оскалившаяся и воющая. Отступивший в самый дальний угол, пес вздыбился словно хотел избежать чего-то, что взволновало его до подобной агонии настолько, что он, казалось, был готов встать с пола; затем он затих, царапая траверзу стены, передние лапы подняты и соскальзывают. Затем, опустив голову, бороздя своими прядями пыль, она бросилась в его сторону. Он успел выпустить один вопль страдания и кинулся на нее, прыгая вокруг нее, лая, и пока он прыгал на другую сторону ее, держал голову по направлению к ней, стуча хвостом теперь этой стороной, теперь той, по стене.
Тогда она тоже начала лаять, ползая вокруг него - лая в стиле насмешки, грязно и трогательно. Пес начал плакать, носясь с ней, голова задрана к ее голове, как если бы обмануть ее; мягко и медленно двигались лапы его. Он носился и так и сяк, рыдающий низко своим горловым плачем, и она лаяла и рыдала с ним; рыдая со все меньшими раз о раза промежутками, двигаясь голова к голове, пока она не сдалась, отвалилась от него, руками назад, лицо обращено и воет; и пес тогда сдался, и улегся, глаза налиты кровью, голова распластана у нее на коленях.





Copyright

First published in 1936 by Faber and Faber Limited

Copyright Djuna Barnes, 1936, 1950

Переведено @hvrenja


Редакция 15.04.2016

Комментарии

  1. Спасибо за перевод. Буду читать, за последние два месяца дважды натыкалась на упоминание об этой книге, решила, что это то, что мне должно понравиться.

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения из этого блога

Джуна Барнс. ТЕМНЫЙ ЛЕС. Предисловие.

Перевод NIGHTWOOD by Djuna Barnes. или: Найтвуд. Джуна Барнс. Принятое кое-где название НОЧНОЙ ЛЕС в этом рабочем варианте пока заменено более соответствующим текущему смыслу процесса, - рождающему свою собственную аллегорию. Словом, оно указывает, что вы вступаете сюда, как и я, на собственный страх и риск... ТЕМНЫЙ ЛЕС. Джуна Барнс Предисловие. Когда встает вопрос о написании предисловия к книге креативного характера, я всегда чувствую, что не много книг стоит представлять как в точности те, что имеют дерзость быть таковыми. Я уже свершил два подобных дерзновения; это третье, и если оно не последнее, то никто не будет удивлен этому более чем я сам. Я могу оправдать это предисловие лишь следующим образом. Кто-либо способный предугадывать реакцию людей при первом прочтении книги, постигнет эту развивающуюся по ходу интимную связь с ней. Я читал Найтвуд много раз, в рукописи, в правках, и после публикации. Если что-либо можно сделать для других читателей – принимая, чт...

Зигфрид Сассун. Самоубийство в окопах. И Пит Догерти.

Ко дню рождения Пита Догерти. Выполняется по просьбе нашего единственного фаната. Ну, и по совместительству фаната Пита. В честь дня рождения последнего, исполняется мной впервые) ………. ………. Ну что там, в самом деле, переводить? Вот это: https://www.youtube.com/watch?v=Obdxd_rfcsE ? Да не смешите, это даже сегодняшним детям понятно. Тем и берет, лирик хренов. Кто бы с ним возился, если бы именно этого он и не писал. Так что выбор пал не отрывки The Books of Albion: ( http://whatbecameofthelikelybroads.blogspot.com/…/books-of-… ) Ознакомиться с шедевром полностью можно здесь: ( http://version2.andrewkendall.com/…/misc/booksofa…/book1.htm ) И не на Богемию, написанную на поэтическом семинаре: http://genius.com/Pete-doherty-bowhemia-annotated Там, однако же, есть причина для длинной телеги – о той, ставшей обыденной, манере письма, что, по аналогии с постбродскизмом русской литературы, можно назвать пост буковскизмом. Но, нет смысла бросаться ярлыками навскид...

Найтвуд. Джуна Барнс. Отрывок первый.

В начале 1880, не смотря на сильно обоснованные подозрения что до целесообразности увековечивания той расы, что имела санкцию Бога и неодобрение людей, Хедвиг Волькбейн, Венская женщина великой крепости и военной красоты, лежа на задрапированной насыщенным ярким красным постели, под пологом с тиснеными развевающимися крыльями Дома Габсбургов, пуховом одеяле с конвертом сатина на нем, в массивных и потускневших золотых нитях, зажатых в руках Волькбейн - давала жизнь, в возрасте сорока пяти, единственному ребенку, сыну, через семь дней после того как ее врач предсказал что она разрешится. Вспахивая это поле, которое тряслось под цокот лошадей на улице внизу, с дюжинным великолепием генерала салютующего флагу, она назвала его Феликс, вытолкнула его из себя, и умерла. Отец ребенка ушел шестью месяцами ранее, жертва лихорадки. Гвидо Волькбейн, Еврей итальянского происхождения, был одновременно гурме и денди, никогда не появлявшийся на публике без ленты некоего не вполне ясного знака...