К основному контенту

Зигфрид Сассун. Самоубийство в окопах. И Пит Догерти.




Ко дню рождения Пита Догерти.
Выполняется по просьбе нашего единственного фаната.
Ну, и по совместительству фаната Пита.
В честь дня рождения последнего, исполняется мной впервые)
……….
……….
Ну что там, в самом деле, переводить? Вот это:
?
Да не смешите, это даже сегодняшним детям понятно. Тем и берет, лирик хренов. Кто бы с ним возился, если бы именно этого он и не писал.
Так что выбор пал не отрывки The Books of Albion:
(http://whatbecameofthelikelybroads.blogspot.com/…/books-of-…)
Ознакомиться с шедевром полностью можно здесь:
(http://version2.andrewkendall.com/…/misc/booksofa…/book1.htm)
И не на Богемию, написанную на поэтическом семинаре:
http://genius.com/Pete-doherty-bowhemia-annotated
Там, однако же, есть причина для длинной телеги – о той, ставшей обыденной, манере письма, что, по аналогии с постбродскизмом русской литературы, можно назвать пост буковскизмом. Но, нет смысла бросаться ярлыками навскидку – тут, как у героини из стихотворения нашего героя, бить нужно точно в цель:
Отрывок из Пита, разгуливающий в сети сам по себе:
Я знал, что она не Англичанка
Она говорила слишком хорошо
Грамматика была благообразна
Глаголы стояли как следует
И сленг бил точно в цель
Так через языковой барьер
Лязгающий и звенящий
Я не мог видеть
Видеть или слышать
Англию
Лондон
Дугу
Раскрошенную в море
I knew she wasn't English
Because she spoke it far too well
The grammar was goodly
the verbs as they should be
And the slang was bang on the bell
So as the language barrier
clanged and banged
I couldn't hear
hear or see
England
London
Bow
Crumbled into the sea.
Выбор остановился на том, что вдохновляло нашего героя (нет, не в этом смысле):
- Suicide in the Trenches
Siegfried Sassoon's 1918 poem, written during his WW1 military service.
Самоубийство в окопах.
Зигфрид Сассун.
1918.
Стихотворение, написанное во время первой мировой войны на военной службе.
Я знал простого паренька
Что улыбался в жизнь пока
Спал громко в полной темноте
И с жаворонками свистел
В траншее зимней хмурый, он
Фугасы, вши и кончен ром
Пустил пулю себе в мозги
Что б с ним никто не говорил
О сноболицая толпа,
Кричащая им в след – ура
Молись, чтоб ад тот не узнать
Куда уходит молодость
Ну, а теперь прослушаем переложение выполненное Питом. На музыкальный. Оригинал стихотворения – под видео.
юююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююююю
Некоторое отступление от темы в самого себя:
Передавать английский восьмисложник русским – просто самоубийство. Вернее, это просто отрезать половину смысла.
Нижеследующий одиннадцатисложник – не попытка переложения другим размером, но попытка поставить все с ног на голову окончательно. Но это, долгая и не интересная история… Так что просто, раз уж так лягло, - пусть будет тоже как вариант, слабо рифмованный. Просто прикольно слоги «сглатываются». Но, эксперимент тем и хорош, что открывает что-то новое.
Самоубийство в окопах.
Зигфрид Сассун.
Я знал простого паренька – солдата
Что улыбался в жизнь в пустом веселье
И храп его рвал ночи беспросветный мрак
Насвистывал он жаворонкам -дурак
В траншее зимней пуганный и хмурый
Без рома, но с фугасами и вшами
Себе сквозь мозг он пропускает пулю
И с ним теперь никто не разговаривает
О сноболицые зеваки, взглядом
Ликуя при проходе новобранцев
Заприте дом, молитесь там, чтоб не знать
Тот ад, куда уходят юность, радость

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Джуна Барнс. ТЕМНЫЙ ЛЕС. Предисловие.

Перевод NIGHTWOOD by Djuna Barnes. или: Найтвуд. Джуна Барнс. Принятое кое-где название НОЧНОЙ ЛЕС в этом рабочем варианте пока заменено более соответствующим текущему смыслу процесса, - рождающему свою собственную аллегорию. Словом, оно указывает, что вы вступаете сюда, как и я, на собственный страх и риск... ТЕМНЫЙ ЛЕС. Джуна Барнс Предисловие. Когда встает вопрос о написании предисловия к книге креативного характера, я всегда чувствую, что не много книг стоит представлять как в точности те, что имеют дерзость быть таковыми. Я уже свершил два подобных дерзновения; это третье, и если оно не последнее, то никто не будет удивлен этому более чем я сам. Я могу оправдать это предисловие лишь следующим образом. Кто-либо способный предугадывать реакцию людей при первом прочтении книги, постигнет эту развивающуюся по ходу интимную связь с ней. Я читал Найтвуд много раз, в рукописи, в правках, и после публикации. Если что-либо можно сделать для других читателей – принимая, чт

Найтвуд. Джуна Барнс. Отрывок первый.

В начале 1880, не смотря на сильно обоснованные подозрения что до целесообразности увековечивания той расы, что имела санкцию Бога и неодобрение людей, Хедвиг Волькбейн, Венская женщина великой крепости и военной красоты, лежа на задрапированной насыщенным ярким красным постели, под пологом с тиснеными развевающимися крыльями Дома Габсбургов, пуховом одеяле с конвертом сатина на нем, в массивных и потускневших золотых нитях, зажатых в руках Волькбейн - давала жизнь, в возрасте сорока пяти, единственному ребенку, сыну, через семь дней после того как ее врач предсказал что она разрешится. Вспахивая это поле, которое тряслось под цокот лошадей на улице внизу, с дюжинным великолепием генерала салютующего флагу, она назвала его Феликс, вытолкнула его из себя, и умерла. Отец ребенка ушел шестью месяцами ранее, жертва лихорадки. Гвидо Волькбейн, Еврей итальянского происхождения, был одновременно гурме и денди, никогда не появлявшийся на публике без ленты некоего не вполне ясного знака