о сборище молодых людей

Это было сборище странный молодых людей, впрочем, все собрания молодых людей были по своему странными. Ты где-то все время забываешь что-то в своих историях, о невидимый наблюдатель, например, ты забываешь, что все таки ты есть, ведь не может быть что бы тебя не было вовсе. Так однажды, а все повторяется и повторяется, как ты говоришь - стоя, где-то у, например, ларька - ты ощущал странное чувство – несущуюся под тобой землю в таких пространствах, в таких размерах, моментах, их силах и временах, что ты, нечто совсем крошечное и пренебрежимое, как вообще занимаешь ты место здесь, или, как можешь ты чувствовать нечто столь большее чем ты сам, или почему все обречено на повторение, почему, вглядывась пристально, пропуская через себя нечто из того что предолжено тебе ты снова обнаруживаешь, что все уже кажется было, что все похоже на все. Это лекции по философии, где все они скучают, мучаются и глядят за окно, где он, например кривляется в разных позах, невидимый никому кроме этих зрителей, пока нет того, другого, кто будет занимать ваше внимание, но сейчас, ты вспоминаешь, все эти окна в которые глядел от скуки, потому что, нет ничего невыносимее скуки, наверное, так ты писал раньше, так пишешь сейчаси будешь писать, если вдруг, тебе это зачем-нибудь будет нужно. Впрочем, что это. Нет, кто это. Ах, подросток завстрявший в своей подростковости, где он не стал никем, желлая этого, как впрочем все где-то желлали этого, и из желаний рождался мир, и, наверное сначало желание было одно, а потом их стало много, и тогда, всееще , наверное, стало окончательно сложно - желания желаний, и одни желания вместо других желаний, и - никто уже точно не знает чего он на самом деле желает, желания подменившие желания и прочее, и прочее, и снова повторения и общие места. Но где же  повествование? Где описание каждого из этих молодых людей. Не коротка ли оказалась память. Не сьели ли всех их лакуны ее, кроме, пожалуй одного этого, что все еще кривляется там за окном, в которое ты глядишь со скуки, в сборище этих странных молодых людей мучающихся философией - как ты мучаешься чем-то другим, например гайками и прошнями и стрелкой пресса, и ручкой и тетрадями и вообще целый день сходишь с ума в потоке мыслей, которых некуда выразить и некуда деть, только остановить, но тогда, ты не видишь себя самого, и все становится иллюзорно и прозрачно и призрачно, и зрачки, силятся разглядеть реальность, но, еще никто тебе не сказал, что реальность слишком условна, или, ты сам этого не понял, ты, все еще веришь в рациональность мира и его философию и слушаешь и слушаешь дивные истории, в дивном собрании, и это отдых и развлечение и удовлетворение некой тайной амбиции, когда ты, хочешь заниматься одним, а занят другим, и ты не совпадаешь с собой, и все говоришь и говоришь - ну, когда у меня будет время. Впрочем, это уже было. И было время, и времени было и навалом и россыпью и толку. Желающий ищет возможности, а не причины, да что теперь - все уже роизошло. Так, несущиеся обрывки мыслей ни о чем, не за чем и никому. Так наверное продолжет катиться волна, однажды испущенная, она продолжает продолжаться даже в пустоте. А молодые люди еще питают надежды, еще надеются стать кем-то, и все они кем-то станут, впрочем, о невидимый наблюдатель, немногих ты встретишь за пределами этой залы, набора стен и комнат и коридоров, ты, в сущности даже не узнаешь чем все эти начинания закончатся для каждого из них. Куда долетят эти волны. Впрочем всему время и место. Когда время и место совпадают, мы наконец, находим и себя, если вдруг, мы где-то себя потеряли.

Как жаль потерять себя. Кто был тот, кого этот пляшуший за стеклом, на балконе зазвал и соблазнил своими посулами. Вообще, почему ты всегда любил верить на слово кому бы то ни было. Может быть потому, что они говорили правду, но увы и увы, что тебе до их правды, когда она у всякого своя, - именно это и расскажут тебе в этой комнате, все слишком и слишком относительно.  Конкретны должны были быть вещи, не эмпиреи, из которых ты не можешь выбраться, но предметы составлявшие все что на что падал взгляд. Значит, они все составляли сцену, на которой разыгрывались события, и события, разыгранные на такой сцене выражали те эмпиреи, что уже были заложены и это звучит красивее чем просто программы.

Как много, или не много нужно было вам для начала - нужны были вы сами и ваши желания и надежды и навыки. Но еще ооборудование и деньги и то, во что переводятся деньги и то во что вы переведете то, во что перевели деньги - в проволоку.  И проволоке понадобятся те, кому понадобится проволока - проволока, что в дальнейшем станет частью, других приборов, и эти населющие ныне каждый дом приборы, приборы без которых мы не мыслим теперь дом вообще, а еще совсем недавно не изобретенные, закрывают от нас некое чудо повседневности, собственной повседневностью и обычностью.

Какой кошмар - это не проза, а стихи. И зачем нужны стихи там где нужна проза. там, где нужна была повседневная проза,  передающая действительность, так, не выписанная жизнь, способна воплощаться вновь и вновь, а значит где-то должен быть конец, который ты никак не способен ухватить. Конец того потока сознания, что несся в тебе и вдруг, впрочем неодномоментно, исчез и теперь, в поисках того, что составляло этот поток ты бегаешь по извилинам собственной головы, в то странное время, когда она не столько выплеснулась в действительность, сколько и была действительностью, ее проволокой, ее прозой, и, словно  не выписанная она прорвалась оттуда, где все равно осталась записанной в тело, впрочем, все ли записи остаются тем, чем они есть, или тем чем они были.

Впрочем, если выбросить эпмиреи, можно ведь описать последовательность действий, что следовала день за днем, становилась рутиной этих дней, и в этой рутине, чем бы не заниматься, так мало места для чего-то приносящего удовлетворение, так рутина и есть тем, чем устроен этот мир, то что не дает отвлечься на этот мир, что мир все еще устроен так, что не приносит удовлетворения, или, все это просто пустые звуки голоса, что разносится неизвестно где неслышимый никем кроме самого себя, - все может быть иначе, и каждый момент может стать откровением и открытием и присутствием и чудом, - так в другие дни мог бы ты наблюдать, наблюдал, был становился этой проволокой, ежедневным порядком действий, переодеваниями и приготовлениями, и навеской и расстановкой составляющих расплав компонент, и переноской их и загрузкой и самим процессом, и электрическим светом этого цеха и дневным светом этого цеха, льющегося из его высоких окон, храма чего-то существовавшего здесь прежде, но ныне покинутого, где только ты да те что с тобой, делали свою проволоку.

Как много историй и как мало они нужны теперь. Может и впрямь лучше вернуться во что-то такое, что можно назвать прекрасным. Всякое прекрасное, видимо определяется наличием  своей противоположности.

Вот теперь, ты видел еще людей в тех же дверях, где однажды стоял ты сам. А через пятнадцать минут тебе расскажут, что там были слышны выстрелы. А напротив , на улице, заученной тобой просто до теней веток стоит блок пост. И проходя, ты видишь странных молодых людей с автоматами, впрочем, это уже не о том, что все собрания молодых людей были по своему странными. Это, совсем о другом. Например, о выстрелах из пушки по самолету, или что-то вроде. Вроде того, что философия кончилась. Может быть, даже особо не начинаясь. Слишком сложных построений не понадобилось. Достаточно было подогреть как следует эмоции. 

Наверное, можно было писать об этом дальше, но не это и не в этот момент - проволока, залы, молодые люди и город и много чего еще. зачем и кому это все. видимо низачем и никому.