Заметка, сделанная в день, следующий за Днем Независимости.

    

     Плоха та картина, что не продлевается за раму. Не стоит лицемерить – закончится плохо, в обязательном порядке. Честный дурак очень и очень вряд ли стоит над умным лжецом. Он, конечно, полезен по-своему. Но, опять-таки: лучше с умным потерять, чем с дураком найти – так гласит народная мудрость. Это не значит, что вокруг ощущается нехватка лживых идиотов. И еще многого другого не значит. Да, действительность не делится исключительно на черное и белое. Но когда кто-то стоит весь в белом посреди всего этого говна – так это просто пятна проказы явственно проступили изнутри. Иначе, должно быть очевидным, что белый – это все света вместе, а черный – отсутствие всякого света. И не тот ни другой, по сути, не существуют. Так вот честный дурак, например, – изобретает городской танк. Он хороший, чемний, так би мовити. Он только одного не понимает – танк не городское оружие, и в целом давно бесполезен, а в условиях блокированного передвижения - в частности. Что не бывает неуязвимых конструкций. Что ракета всегда дешевле. Что… ой, об этом я вообще не хотел. Что все уже в целом об этой броне известно. Есть там экзотические вопросы, скажем, как-бы это дело проармировать графеном. Но на деле, конечно, любая железяка там сгодится. Он просто думает не так и не туда.

Я хотел о другом. Не могу взять несколько книг с полки для точных цитат – придется по памяти. Про японцев перекрасившихся из желтых в белых во времена апартеида, как только вопрос зашел о торговле я однажды писал – это так ремарочка небольшая о победе бабла над злом. И дело не Селиновской Mea Culpa! – ту следует читать полностью. Вот не могу вспомнить чье это и откуда: «Заезжий корреспондент достанет записную книжку и оставит нам следующее описание: снабжение в столице отлично налажено – ранним утром, еще до открытия магазинов, на улицах появляется множество машин с надписями «ХЛЕБ», «МЯСО»…».

Вспомнил. Кому и зачем я это рассказываю? Все все знают лучше. Но во всей этой истории, как части общей дисциплины, интересовать по сути, будет одно – пропавшие без вести. Как и прочие детали, видимые не потому, что они есть, - а потому что их нет. Как зияние трещины. Как я. Вот не должно меня тут быть и все. И много лет назад не должно было. И через месяц не должно было быть. Сидел вчера, как дурак рыдал посреди гидропарка. Вот понимаешь, что не надо, и глупо это и некрасиво – сидит седой дядька и слез не может удержать, а сделать с собой все равно ничего не можешь. Так в апреле, глядя на световое шоу французской весны в компании французского военного хирурга, обнимая красивую рыжеволосую девятнадцатилетнюю девушку, я отмечу, что тело почти не дергается от звуков лопающихся то там - то там воздушных шариков, которых много в этой огромной толпе, с которой, я как не странно, чувствую общность. Почти, - это не заметно никому кроме меня. Все понимаешь – а сделать не можешь ничего, это рефлекс такой у него теперь - дергаться от резких звуков. Но это бесконечная теперь история. Вся она к тому, что когда я слышу эти отголоски Януковичевого: «Остановитесь!», я испытываю смутное чувство мерзости. Потому, что когда оно не смутное – меня от него трясет…

 …Он трижды пытался броситься на меня – думал, что меня трясет от страха. И только теперь, после этих строк я сам понял, что это было за чувство. Так вот его я испытываю в тот момент, когда я не могу объяснить элементарных вещей – и это не ненависть. Это чудовищное омерзение. Вот ты, только что, далее по списку (список не полный): припарковался передо мной из крайнего третьего ряда, пока я обернулся посмотреть, что там у меня слева по полосе, обогнал меня на скорости под шестьдесят, оставив десять сантиметров зазора, проехал перекресток на красный свет без остановки и так далее и так далее… Так вот все, просто абсолютно все, что ты теперь рассказываешь в свое оправдание – это просто мерзость. Я не хотел, я не видел, я не знал… Так а ты должен, так ничего же не случилось, так если бы, а вот ты… Просто, если ты испугался – так и скажи, покури вот… Так вот если бы меня захлестнул страх, ну вот хоть на секунду, – я бы так и остался там: … у стеночки на Партизанском, летящим через капот, летящим через голову,  стелющимся тебе под колеса... А так – я сдал экзамен о природе собственного творчества своему первому фанату, честно посмотревшему все четыре сотни фотографий последних двух дней.

- У тебя с головой все хорошо?

- Нет.
– Ты это объяснить можешь?

– Могу.                                                                

– Тогда объясняй (у тебя есть шанс)…

А так, что? Это диплом потерять можно, а содержание – увы. Трясет, конечно, от бессилия бывает, но лучше пусть так. Не у той стеночки и не о том творчестве и не тем персонажам я должен был бы рассказывать.

- Так может быть оно никому не нужно, то, чем ты занимаешься?

И вот теперь, спустя несколько лет, могу смело ответить:

- Конечно, не нужно. Спите – спите. И сказка долгая, и сказывать долго – а дело и того длиннее. Как-то оно будет. И два, как говорится, и четыре…

«… соль насыпана на ладонь.

она - рассыпана на ладони.

мышеловка. захлопнулась.»

Наивно, наверное, полагать, что я вернусь куда-нибудь к изучению теоретической адсорбции, или, не приведи боже, практической. Оно и к лучшему. Для всех. Закрываешь какое-нибудь открытие лет так пятнадцать, - ан нет, - все тянут на его свет обратно. Но, доказывать это по-новой и на другом языке – уже выше моих сил. Так что и в Америке не боги – тоже по граблям потоптаться не брезгуют. Жаль, конечно, что я не могу взять с рабочего стола оригинал перевода. Выполненный Дубининым, он был не лишен, помимо всех прочих, – и литературных достоинств. Но ничего, - в сети доступен оригинал. Обычно, я брал другую часть предисловия – из начала «…Данная книга следует второму методу; она пытается представить адсорбцию как науку, - ветвь физической химии. Если бы я начал писать эту книгу годом позже – я бы несомненно выбрал более практическое направление, в виду его большего касательства к прямым нуждам военной индустрии, но ко дню атаки на Перл Харбор большая часть книги уже была написана. Как таковая, она может быть полезна при подготовке ученых и специалистов в колледжах. С другой стороны, - хороший химик-практик всегда знает, как заставить науку работать…», но здесь, боюсь, подойдет окончание предисловия: «Я так же должен позволить себе выразить признательность четырем другим ученым, которые если и не внесли свой вклад в непосредственное написание этой книги, то внесли непрямой вклад неоценимой величины: … , моим друзьям и бывшим сотрудникам, вместе с которыми в более мирные дни, мы узнали кое-что о явлении адсорбции. Стефан Брунауэр. Вашингтон. 24 августа 1942 года». Вот так. 63 года и один день назад.

Так что фигня это все. Две руки да две ноги. «Такие же люди как вы, лишили вас холода тутовых ягод». Может, я еще вернусь к этому, при необходимости, позже. Почту вот, как вчера, открою – рабочий все-таки день, и.. Отрывочек из вчерашнего вот повешу, из гидропарка...

Но сейчас – кофе, анисовых капель и лирики – о том, как мыльные пузыри переливаются в заходящем солнце...