К основному контенту

Заключительный кинопоказ этого года на киевском велотреке.




102 года – таков почтенный возраст киевского велотрека. За это время, по понятным причинам, он принимал хоть так хоть иначе, участие в событиях в это время происходящих. И сам стал историей, частью истории, частью наследия этой истории. Так, он фигурирует в этом фильме, - получающем сегодня, по сути, премьеру на большом экране, в городе, где он был снят, на том месте, где он снимался, спустя чуть не добрых пятьдесят лет. Показанный лишь в телеэфире, благодаря энтузиастам, был найден в московских архивах и привезен, и сегодня, так же как и тогда, в октябре, разворачивает свое действо, и дата приурочена, перед другим поколением, что так же, обозначено шумами своей повседневной коммуникации, но еще музыкой, насквозь простирающейся и говорящей больше, о молодости, том времени, что названо оттепелью, джазе, блюзе и рок-н-ролле… И обо всем остальном, - вечных вопросах, любви, дружбе,  велогонках, городе, и, вообще, той весне, что названа пражской, стремлению к свободе, той, что образуется как-бы сама собой, без неких надмерных усилий, из всего того, что означено выше. И из-за событий которой, фильм так и не попадет в прокат в то время, для которого был предназначен, останется неизвестен, по сути,  но, как я уже говорил, вернется на круги своя киевского велотрека сорок семь лет спустя. Снятый в течении  октября 68г за один месяц при ограниченном бюджете, смонтированный за два месяца, уже в декабре фильм был готов к прокату, но так никогда и не был показан на большом экране. Так что, если уж этот показ и не является запоздавшей премьерой, то, по крайней мере, некоторым ее предпросмотром. Вообще, этот фильм о возвращении к самому себе. Анонсировалось представление фильма самим режиссером, но, этого не произошло: что же, даже его актерам, спустя ровно 47 лет, давно за 60 -  тем, что играют в школьном оркестре накануне выпуска и, незаметно возвращаются, годы спустя к самим себе. Тем не менее, говорят, что этот фильм был очень любим Параджановым, у которого в 1968 выйдет Цвет Граната. Сейчас мне почему-то вспоминается предисловие Павича к роману Петрича: «Его книги, особенно две последние … можно назвать самыми редкими по своему вкусу плодами, выросшими сегодня в саду сербской литературы. В них проявилась сила и фантазия того поколения, что беззлобно и радостно сопротивляется данной ему реальности мира и противопоставляет себя разрушению и смерти, что завладели Балканами и нашими судьбами в начале 90-х годов этого столетия. Сегодня такие книги подобны горсти соли, оставленной на черный день и найденной тогда, когда пришло время трудностей и нищеты.» Впрочем, здесь не совсем о том, но тоже, о сопротивлении разрушению и смерти. Итак. Киев, октябрь, велотрек, школьный оркестр, и саксофон, выдувающий в холодном уже воздухе, свои пронзительные мелодии, что и составляют, по большей части, суть человеческого существования...





Кроме того, перед началом фильма, - случится презентация книги автором. Дмитрий Павличенко представит и презентует свое автобиографическое произведение ЦЕНА СВОБОДЫ:
























Не без его усилий - автора книги, посвященной собственной нелегкой борьбе за свободу и защите прав, удастся раздобыть проэктную и прочую юридическую документацию велотрека, которая и станет основой его возвращения в собственность общественности.

Вступительное слово Николая, предваряющее показ, и передающего напуствие режиссера грядущему поколению, сокращенно звучащее как: боріться - поборете!



Еще один кадр из фильма:



И несколько работ, обобщающих до одного изображения, все произошедшее вчера вечером:












Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Джуна Барнс. ТЕМНЫЙ ЛЕС. Предисловие.

Перевод NIGHTWOOD by Djuna Barnes. или: Найтвуд. Джуна Барнс. Принятое кое-где название НОЧНОЙ ЛЕС в этом рабочем варианте пока заменено более соответствующим текущему смыслу процесса, - рождающему свою собственную аллегорию. Словом, оно указывает, что вы вступаете сюда, как и я, на собственный страх и риск... ТЕМНЫЙ ЛЕС. Джуна Барнс Предисловие. Когда встает вопрос о написании предисловия к книге креативного характера, я всегда чувствую, что не много книг стоит представлять как в точности те, что имеют дерзость быть таковыми. Я уже свершил два подобных дерзновения; это третье, и если оно не последнее, то никто не будет удивлен этому более чем я сам. Я могу оправдать это предисловие лишь следующим образом. Кто-либо способный предугадывать реакцию людей при первом прочтении книги, постигнет эту развивающуюся по ходу интимную связь с ней. Я читал Найтвуд много раз, в рукописи, в правках, и после публикации. Если что-либо можно сделать для других читателей – принимая, чт...

Зигфрид Сассун. Самоубийство в окопах. И Пит Догерти.

Ко дню рождения Пита Догерти. Выполняется по просьбе нашего единственного фаната. Ну, и по совместительству фаната Пита. В честь дня рождения последнего, исполняется мной впервые) ………. ………. Ну что там, в самом деле, переводить? Вот это: https://www.youtube.com/watch?v=Obdxd_rfcsE ? Да не смешите, это даже сегодняшним детям понятно. Тем и берет, лирик хренов. Кто бы с ним возился, если бы именно этого он и не писал. Так что выбор пал не отрывки The Books of Albion: ( http://whatbecameofthelikelybroads.blogspot.com/…/books-of-… ) Ознакомиться с шедевром полностью можно здесь: ( http://version2.andrewkendall.com/…/misc/booksofa…/book1.htm ) И не на Богемию, написанную на поэтическом семинаре: http://genius.com/Pete-doherty-bowhemia-annotated Там, однако же, есть причина для длинной телеги – о той, ставшей обыденной, манере письма, что, по аналогии с постбродскизмом русской литературы, можно назвать пост буковскизмом. Но, нет смысла бросаться ярлыками навскид...

Найтвуд. Джуна Барнс. Отрывок первый.

В начале 1880, не смотря на сильно обоснованные подозрения что до целесообразности увековечивания той расы, что имела санкцию Бога и неодобрение людей, Хедвиг Волькбейн, Венская женщина великой крепости и военной красоты, лежа на задрапированной насыщенным ярким красным постели, под пологом с тиснеными развевающимися крыльями Дома Габсбургов, пуховом одеяле с конвертом сатина на нем, в массивных и потускневших золотых нитях, зажатых в руках Волькбейн - давала жизнь, в возрасте сорока пяти, единственному ребенку, сыну, через семь дней после того как ее врач предсказал что она разрешится. Вспахивая это поле, которое тряслось под цокот лошадей на улице внизу, с дюжинным великолепием генерала салютующего флагу, она назвала его Феликс, вытолкнула его из себя, и умерла. Отец ребенка ушел шестью месяцами ранее, жертва лихорадки. Гвидо Волькбейн, Еврей итальянского происхождения, был одновременно гурме и денди, никогда не появлявшийся на публике без ленты некоего не вполне ясного знака...