hvrenja

Так вот где то в этот момент, однако же, ты вдруг вспомнишь, что плана, увы, нет. Если бы он присутствовал, все было бы проще. Но, что опять же есть отсутствие плана. Если нет плана, должен быть хотя бы план плана. Ну что-то вроде замысла о замысле. Роман – блог? Ну что тут, право, нового. Это и есть следы, что мы оставляем в этом мире, доказывая каждый раз – видел, был, находился. Роман – паззл. Может ли это быть, при всей своей вычурности, чем-то новым, но,  вряд ли нужным. Жизнь, записанная не подряд, но в некоей своей последовательности. Но кому интересно складывать отрывки в целую картину. Здесь, наверное, стоит подумать, что складывать их в целую картину должен автор, и концепт просто в том, что,  однажды я, сам, соберу этот набор букв и слов и мыслей и повестей, и сложу их во что-то одно, и это одно и будет неким произведением, но, как всегда бывает, никто ничего не сложит и отрывки останутся отрывками, впрочем, именно отрывки и части, могут, и действительно должны чт...

After a study of some quantity of graphites, graphites with microcrystalline and nanostructure, which negative magnetoresistance have shown sometimes some kind of strange dynamics under pressure and magnetic field influence, or have not showing any strange behavior at all, because the question may be asked about the normal behavior of graphite, the question of some ordinary graphite sample as a basis, as a picture in the book. An ideal case is been of interest. A kish sample, presented from Donetsk Institute of Organic Chemistry NASU is the most interesting example – the only kind of graphite studied, with hysteresis loop by temperature, rising under pressure, revealing by the pressure and potentiated by the pressure. Very weak effect as it may be seen when it happens at all – like it may be seen for thermoexpanded graphite, when resistivity dependence change it form. Kish resistivity dependence consists of two parts, linear and nonlinear one, and the different parts have shown diffe...

Тогда может быть о чем-то еще. Все похоже на все. Это где-то есть или стоит начать, этот бег по кругу еще раз. Все есть план и подобие или подобие подобия. Но есть ли в этом смысл, теперь, впрочем, когда же тогда еще.

Это было сборище странный молодых людей, впрочем, все собрания молодых людей были по своему странными. Ты где-то все время забываешь что-то в своих историях, о невидимый наблюдатель, например, ты забываешь, что все таки ты есть, ведь не может быть что бы тебя не было вовсе. Так однажды, а все повторяется и повторяется, как ты говоришь - стоя, где-то у, например, ларька - ты ощущал странное чувство – несущуюся под тобой землю в таких пространствах, в таких размерах, моментах, их силах и временах, что ты, нечто совсем крошечное и пренебрежимое, как вообще занимаешь ты место здесь, или, как можешь ты чувствовать нечто столь большее чем ты сам, или почему все обречено на повторение, почему, вглядывась пристально, пропуская через себя нечто из того что предолжено тебе ты снова обнаруживаешь, что все уже кажется было, что все похоже на все. Это лекции по философии, где все они скучают, мучаются и глядят за окно, где он, например кривляется в разных позах, невидимый никому кроме этих зрит...

Больше всего здесь был бы интересен комментарий, даже автокомментаррий, впрочем, все это как-то не очень важно. Разрозненные нити, так должно быть пишут выжженые или остановленные нейроны. Странные мысли, которые не то опаздали, не то не к месту, не то вообще непонятно о чем. Шансов собрать это в единую картину уже не представляется возможным, так что - дальше, видимо, это просто набор букв и слов. Единорог поворачивает голову. Лес, еще укрытый темнотой, в переливах изумрудных стволов, их фиолетовых листьев, блестящей оранжевой травы, недвижим и звенит тишиной. - Но ты расскажешь об этом? - О чем? - Ну, о том, о чем ты сейчас думал. - Может быть. Может быть, однажды ты узнаешь об этом сама. - Но ведь, это ужасно интересно, откуда берутся единороги. - Единороги не берутся ниоткуда. Они плоды долгих историй, которые рассказывали сами себя себе самим, и заворачивались сами в себя, как ты заворачиваешься в одеяло. - Но разве можно взяться из ниоткуда? - Но мы с тобой ...

Мысль, выходящая за пределы мгновения, много ли в тебе смысла, какого вообще смысла полна ты, сколько мгновений покрыла ты, пока проносилась и рождала другие мысли, и мысли рождали мысли и покрывали мгновения, и появилось время, и скрылся смысл, потому что разбился на мгновения и мысли, мгновения мгновений и мысли мыслей и мысли о мгновениях и мысли о мыслях. Дождь и сменяющее его солнце, тучи и раскрываемое за ними небо, еще все возможно и все уже случилось, если бы мы понимали смысл случившегося, понимали смысл случающегося и того что еще случится, то что было бы нужно делать нам, куда стремиться и чего желать, если наши стремления и желания не лежат за пределами этого момента, потому как за пределами момента никогда ничего не лежит. Не повторяет ли это тот же лабиринт.

Дождь идет, а время то останавливается, то бежит. Здесь, в лабиринте, нет никакого особого направления ни для времени ни для пространства. Его прохождение обречено на провал – из него нет выхода, так как в него нет входа. Все уже замкнуто само на себя, и в таком виде, любые круги и их сочетания и переплетения имеют смысла не больше чем любые вообще вещи, и вещи отсутствующие, и те, что составляют лабиринт и те, что могли бы его составлять, но не составляют. О вещи, такие тождественные и такие непохожие, можно ли говорить о вас как о вещах важных, что без вас никак не обойтись, или о вещах неважных, что могли бы  быть заменены любыми другими, но что есть другое по отношению к вам, если не в вас дело. Значит, отсутствующие вещи можно отбросить, раз они еще не произошли, не составили лабиринта, но вещи, помещенные внутри лабиринта, придется рассматривать до тех пор, пока не получится хотя бы какой-то ряд, поддающийся анализу, и сам он расходящийся или сходящийся, уводит ли он куда-ли...

Еще раннее утро, еще приятно спать, еще в истоме неохота подниматься, еще как будто нет никакой необходимости в этом, еще мягкие оранжевые лучи, красят кирпичи дома напротив, верхушку дома напротив, как красят они, наверное, все верхушки домов этого города. Тогда была зима, и было приятно спать, и неохота было вставать, почти так же как теперь, и был свет, наверное, другой свет, зимний, под другим углом приходящий к земле свыше, не одинаковый в разное время года, отраженный от самой земли, от того, что составляет ее содержание в этот момент, - снег, асфальт, вода, земля, все они вместе, - посылающие отраженный свет в серединный мир, где, между землей, выражаясь как-бы так, и небом, в промежуточном пространстве, располагаются люди, с их домами и автомобилями, чаяниями надеждами и представлениями, о добре и зле и чем то не относящимся ни к тому ни к другому, суетному и повседневному, из чего, по большей части и состоит человеческое существование, как состоит оно из приходящего неодин...

Просто те процессы, что идут внизу, однажды индуцированные, способны выйти из себя сами, стать больше самих или меньше самих себя, но где тот эталон, с которым это должно сравниваться. Больше или меньше чего, может быть та великая миссия, в которую они уверовали, забыв расспросить о главном. В чем же она заключается по сути. И кто эту суть знает. Вот он, симулякр, полностью составленный из слов и риторики. Любое обсуждение уже не имеет никакого принципиального значения, когда вытесненное желание отправляется своим собственным путем, больше не задавая вопросов о своем значении. Может быть, я думал именно об этом, лежа на границе, под таким же дождем, как идет сегодня с утра, укрывшись накидкой. Когда и кому теперь объяснять, где погребены основы происходящего, когда никаких основ уже никому не нужно. Весь смысл заключался,  в сокрытии этого смысла, сокрытии начал, основ, а главное, вопросов к ним отсылающих. А может быть, я об этом и не думал. Скорее я вспоминал лес, ближе к ноч...